Юлия Варданян, специалист психологической кризисной службы:- Есть люди в большом количестве, большом объеме, которые сейчас после года, первая волна демобилизации прошла, и они возвращаются. И они не такие, как мы. И общество должно научиться с ними жить, помогать им вернуться. И самому меняться этому обществу надо

Мария Жуйкова, корреспондент: - Что нужно делать гражданскому лицу, когда он сталкивается с военным. Как себя вести, что можно спрашивать, что нельзя?

- Я думаю, что любой может оказать помощь армии тем, что он начнет улыбаться.

Если мы говорим о нашей реакции, в частности, реакции харьковчан на военную форму в большинстве, то это тревожное выражение лица, это отворачивание, это попытка игнорирования. О таких вещах, как агрессирование, я вообще не говорю.

Почему? Ведь это не говорит о том, что харьковчане там плохие люди или настроены оппозиционно по отношению к армии. Потому что человек в форме, когда мы утром едем на работу утром в метро, не дает нам забыть, что в стране идет война, что мы находимся в кризисе, что с этим необходимо считаться. Мы утром просыпаемся, делаем вид, что ничего не случилось. И это не отношение к военному, а отношение к напоминанию, которое нам болезненно. Вот научиться с этим жить, не забывая, тогда мы можем уже дальше говорить о том, как мы можем подходить к военному, который не может это забыть.

- А почему бойцы в мирной жизни продолжают носить форму?

- Мне кажется, что признание общества – наиболее важный элемент того, за что стоит бороться. Я, например, благодарна им за то, что могу их увидеть и сказать им «спасибо». Мне нравится, что они носят форму. Ведь это особая форма переживания – это рассказ о себе.

Мы же не задаем вопрос, почему хипстеры ходят так, а не иначе. Мы не задаем вопрос, почему панки делали себе такие прически. Мы каждый раз своей одеждой, поведением, музыкальными вкусами относим себя к определенной группе, мы групповые животные. И в этом месте они - братство. Им важно заявить о себе. И я считаю, что они по праву могут гордиться, что они такие. Я считаю, что они достойны встречать восхищение, когда они идут в военной форме. Это награда, которую каждый из нас им точно должен.

Даже если представить себе, что это тыловые части, это колоссальный труд, который делается немногим количеством людей для огромного количества людей.

Ни один человек, если ты к нему подойдешь и спросишь: «Вот ты за этим надел форму?» Ты его только оскорбишь, но подсознательно ему важно, чтобы ему сказали не «спасибо», а чтобы его увидели.

- Можно ли изменить отношение людей, чтобы не было такого, что не хотят садиться рядом с военным на одно сидение. Чтобы перестали смотреть новости как фильмы-боевики, чтобы понимание пришло?

- Самая тяжелая аудитория для меня это - это люди равнодушные. Существует высказывание, оно звучит следующим образом: «Не бойся врагов - все, что они могут, это убить тебя, не бойся друзей – все, что они могут, это предать тебя, бойся равнодушных – ибо с их молчаливого согласия совершаются в мире предательства и убийства». И вот это равнодушие, агрессивное равнодушие – это самое страшное, что человеку грозит. Это очень трудно – быть человеком.

Но я точно знаю, что у человека одной из базовых характеристик является избегание опасности. Так вот быть свидетелем события, это получить травму свидетеля, постоянно пытаться находиться скраю – гораздо опаснее, чем находиться в центре травмирующей ситуации.

Мы сейчас говорим о том, как трудно бойцам. Поверьте мне, пожалуйста, пройдут 3-5 лет, начнутся проблемы именно у равнодушных людей, у людей, делающих вид, что это их не касается, отсаживающихся не столько от бойца, сколько от того, что происходит. И это не будет связываться, в чем проблема даже для психолога, именно с вот этой ситуацией.

Начнется ситуация, в которой со мной, условно, начнут происходить некие проблемы со здоровьем. У меня начинается кризис моих отношений с детьми, с партнерами по браку, с пожилыми родственниками. У меня начинается кризис отношений на работе. Потому что у меня вот эта отложенная реакция - представьте наше подсознание, в которое засовывается все, о чем я не хочу думать.

Этот подвал наполняется, наполняется: это не та война, это не те люди, за которых я хотел бы голосовать, не мы решаем, от меня ничего не зависит. Я все время это запихиваю, я живу в этом информационном поле, рядом с этими проблемами. Подвал не бесконечен. В какой-то момент это все начинает вылезать наружу

- Что в таком случае делать? Сейчас постараться ответить, что равнодушие опасно для тебя лично?

- Мне рассказывали некоторые бойцы, что бывают такие моменты, когда «накрывает войной». Вот что это значит?

Это так называемые «фешбеки», возвраты. Как правило, это происходит через некий обратный сигнал, какую-то похожесть звука, света, запаха, ситуации. Когда человека возвращает в травмирующую ситуацию, он начинает переживать заново всю ту стрессовую ситуацию, в которой пострадал.

В этом месте стоит очень спокойно и аккуратно себя вести. Во всяком случае, точно не кричать, точно не пугаться, не считать, что он сумасшедший, не требовать от него остановки. А аккуратно, самыми минимальными методами постараться его усадить, погладить, оставить в покое, не расспрашивать, не смеяться и не изумляться, что это было. Не обсуждать это с другими людьми. И обязательно понимать, что необходима консультация психолога.

Потому что, понимаете, мало того, что это очень мучительные переживания, когда «накрывает». А если это еще будет очень тесно связано с алкоголизацией, то еще и агрессивное поведение или поведение панического страха – это ситуация, которая может привести уже к психиатрическим нарушениям.

- Что может снять все это?

- Психологическая работа, разговоры, способность работать с психотерапевтами, психологами. Демобилизованные солдаты, солдаты, находящиеся в ротации. Боец должен быть всегда под наблюдением, он должен быть и подготовлен психологами, специальным образом, и в сопровождении военных действий должен иметь постоянную возможность обращаться и снимать эти острые стрессы так, чтобы они стали хроническими какими-то переживаниями. А возвращаясь, вообще - какое-то определенное время, как это делается в цивилизованных странах, находиться от двух недель, до полутора месяцев в специальном лагере. Когда он не возвращается домой.

Это единственный способ. Сейчас волонтеры, психологи пытаются создать этот самый тамбур, лагеря. В которых хотя бы несколько дней, или, как это делаем мы, приезжаем в части. И хотя бы группу-две говорим с ними о том, что с ними происходит, готовим их к тому, что это будет с ними происходить. Чтобы они, как минимум не боялись, не стыдились этого.

Любой нормальный человек боится. Но при этом мы мальчиков воспитываем таким образом, что мальчики не боятся. Когда человек себя ловит на паническом состоянии, на желании убежать, а тем более - когда прячется, когда надо идти впереди – это безумное количество стыда, самобичевания. Я всегда говорю в этом месте, что 35% профессиональных американских военных в первой боевой атаке убегают с поля боя.

- Как вы считаете, правда ли, что после этой войны мы получим очень много искалеченных морально, душевно людей. Или это все-таки преувеличенное мнение?

Знаете, травмированность и искалеченность – это немножко разные вещи и это зависит от уровня цивилизованности общества. Знаете, когда попадаешь заграницу – первые впечатления, особенно когда это были 90-е годы, у тебя было такое ощущение, что такое огромное количество инвалидизированных детей и обездвиженных людей – первое впечатление, что очень много инвалидов.

А потом ты понимаешь, что они просто выезжают за рамки своего дома. Для них есть специальные автобусы, потому что с ними не стесняются, с этими детьми, заходить в рестораны. Потому никто не оглядывается на них. Наоборот, это очень большая расположенность. Никто не прячет детей-даунов, никто не стыдится своих детей-аутистов. Никто не заканчивает жизнь, потому что он перестает ходить.

Это то, что называется эффектом стигмы, стигма – это пятно. И мы в этом месте реагируем на любую инаковость. Чем более цивилизованное общество, тем менее оно стигматизировано. Это уже зависит от нас - если и дальше мы будем этих людей воспринимать как изгоев. Как запятнанных, то, понятно, мы получим ужасное общество, если мы научимся смотреть на этих людей, как на людей с другим опытом, с другим путем.

Потому что мы все идем своим собственным путем, у кого-то есть война, у кого-то есть роды, у кого-то - смерти, у кого - духовный рост. Если мы научимся не сравнивать - кто лучше, кто хуже, не строить вертикальную линейку, а видеть горизонтально, что мы все иные. То тогда, то, что с нами происходит, пойдет в плюс. Тогда духовную целостность и психологическую культуру, психологическую стабильность этого общества наоборот – увеличит.