Анастасия Горелкина, корреспондент: - Расскажите, как начиналась ваша волонтерская деятельность, что стало первой отправной точкой?

Наталья Сергиенко, директор благотворительного фонда, волонтер: - Начинали мы деятельность свою волонтерскую с беженцев, постоянные продукты питания, вещи, медикаменты, отвезти-привезти, всяческая помощь, которая только может быть. Это много рожениц было, которые рожали у нас в Харькове – срочно поехать забрать роженицу, всякие моменты жизненные.

Потом по армии у нас тоже было - знакомый знакомого попросил – вот такая экстренная ситуация, отправляют без ничего. Начали выяснять – почему без ничего? Это была 92 бригада, наши первенцы, харьковчане. Поехали, познакомились с командованием, нам открыли склад, показали, как там все очень хорошо, и естественно опять же – одному помогли, наши телефоны пошли по рукам, и начали обращаться все, кто только находил наш телефон. С первых поездок мы поняли, что более оперативной будет помощь, если сам сели и приехал, а не ждешь - пока поедет машина попутная с провизией и всем остальным. Начали ездить лично. Это более экстренная помощь – как нас называют «дикие волонтеры» - которые не помогают через штабы через части. Мы тоже так оказываем помощь, но если нужна экстренная помощь, мы сами садимся в машины и поехали.

- Ваши подопечные – это какие подразделения?

- Это 17-я танковая, Кривой рог, 128 горно-пехотная Мукачево. Даже у нас есть МВД Луганщина, им особый респект. Они с гордостью стоят, луганские ребята, охраняют наши блокпосты, 92-я механизированная - это наша, разведчики, которые тоже в Чугуеве находятся, 2 погранотряда у нас было, 3 нацгвардии – 3005 наши харьковские, 3017 полтавская нацгвардия, их очень много. Сейчас вот погранвойска стоят - Попасную охраняют. 80-я, 93-я, все, кого мы проезжаем, а проезжаем мы в принципе всех. «Айдар», «Донбасс», их много очень, все не запомнишь

- Наверное, между волонтерами и военными складываются особенные, едва ли не родственные отношения?

- На сегодняшний день - они родственники. Прошел год, многие остались на дольше. У нас есть парень, который стоит на понтоне на Славянске - он сам организовал сбор гуманитарки на блокпосту. Это нонсенс. Когда он нам звонит - мы всегда за них переживали, звонили, чего им вкусненького, - а они нам насобирали полавтобуса гуманитарной помощи, когда выходило из Дебальцево. Он организовал своих ребят, которые в Киеве, которые в части, в городе. Они насобирали - это и продукты, вещи, костыли, инвалидные кресла для больницы для Артемовской для раненых.

- Какие бывают необычные просьбы, необычные вещи, которые приходилось отвозить?

- Гитары, книжки, настольные игры – когда была зима, когда были морозы, плюс постоянные обстрелы, чтобы они, находясь в блиндаже, круглосуточно по 4 человека не сходили с ума, не зацикливались.

Женщина была, это мы по воле человека возили перед Новым годом, она привезла ананас, конфеты – что-то такое к новогоднему столу. Думали-думали, вспомнили, что есть блокпост, где девочки, выгрузили это там. Хотели даже выставить пост, сфотографировать – переходите на нашу сторону, у нас военные кушают ананасы, как-то заманить этим.

Фотографии родных, семей. Письма, которые сидишь, перечитываешь – рыдаешь. Мы письма перечитываем, мало ли кто принес, приходится их читать, потому что всякое бывает.

- Если говорить о динамике потребностей ребят полгода назад и сейчас – что нужно, что необходимо?

- Сейчас, все-таки, с точки зрения осознания и понимания военными что они делают – сейчас это уже полноценная армия. Тогда это было – мы даже возили на фронт валидол, успокоительное, потому что молодежь, которая приходила, при первых обстрелах-взрывах их просто старшие откачивали. Шла зелень, дети.

Сейчас более правильная позиция – призывников не забирают в АТО. Они готовятся, тренируются, но их там нет. По потребностям - я не могу сказать, что они уменьшились. Мы начинали с меньшего объема подопечных, сейчас их больше, плюс новички – мобилизация. Плюс новый сезон – это лето форма, лето берцы. Да, выдают, но украинская форма ее хватит ненадолго, в тех условиях, которые там.

Он вышел в разведку в зеленку на пару часов - и форма пришла в негодность. Ее нужно хотя бы постирать и нужно во что-то переодеться ему. Переодеться не во что, потому что по нормам довольствия 1 форма и 1 берцы. И просушить их нельзя. Все равно эти потребности есть. Недавно мы переобували наших военных, привезли форму. Когда он снимает зимние берцы, потому что лето еще не дошло, а там подошва как в шлепках шлепает по пяткам как в тапочках. Обувь приходит в негодность очень быстро. К сожалению, норма довольствия – я не вмешиваюсь ни в политику, никуда. Но почему не переписаны нормы довольствия - для нас непонятно.

- Были ли какие-то опасные, нестандартные ситуации?

- Опасные ситуации – действительно, когда едешь первый раз, и не знаешь маршрута. Каждый поворот - смотришь на указатель, разница в километрах, и ты уже не на той территории. Конечно, нужно учитывать. Очень аккуратно. В связи с перемирием у нас появилась такая категория волонтеров, все равно им спасибо, но они более как путешественники. Они везут какую-то небольшую помощь, им очень интересно побывать в этой зоне. Действительно, нужно просто аккуратно. Не лезть, куда ты не знаешь. Не знаешь – вернись, спроси дорогу. Несколько раз видели, знаем, что такое «Грады», когда рядом начало. Вроде тихо-тихо, перемирие, и мы попадали на моменты, когда это перемирие резко заканчивалось.

Это было в Счастье, когда разбили штаб. Сейчас штаба там уже нет. Пристреливались они долго, но наконец-то попали. И в этот момент мы как раз с выгруженной «гуманитаркой», полбуса уже на дороге на земле, ждем когда к нам ребята приедут. Положили нас конечно хорошо. Ну, ничего, уехали, успели, убежали. Ничего, главное не растеряться и не поддаваться панике – ситуации разные бывают.

- Если говорить об опасности, как вы думаете, почему среди волонтеров, и волонтеров, которые ездят непосредственно на передовую, так много девушек у нас?

- Если судить по мне, почему я это делаю и начала это делать? Не потому что больше каких-то льгот, нет. Я это делаю только потому, что у меня есть дети. Я не хочу, чтоб ситуация, которая есть в Донецке, в Луганске, коснулась моей семьи, моих близких, друзей, моих детей. У меня такой посыл. Я хочу, чтоб здесь все было спокойно и хорошо, чтоб сюда не дошли, в конце концов.

Помогая беженцам, мы сталкиваемся с детьми, которые в 5 лет абсолютно возросли и осознанно. Я сравниваю со своим ребенком - рассуждают о войне. Это не правильно. У ребенка должно быть детство. Чужих детей не бывает. Не стой стороны, не с этой. Какие взгляды у их родителей – дети не виноваты. Плюс - у женщины больше развито чувство самосохранения, инстинкт самосохранения. Еще как бы материнский. Есть волонтеры – мужчины, мы с ними общаемся, они более холодно, а мы больше сердцем. Вот позвонили – надо! Собрали быстро и полетели.

- Какие настроения сейчас у ребят, насколько важна помощь волонтеров в психологическом плане? В плане ощущения поддержки, страны своей за спиной

- Я всегда говорила, что волонтер без поддержки людей обычных – сколько мы сами можем? Каждый, понятно, работает. Но мы - глаза людей наших. В данном случае мы глаза Харькова, глаза Кривого рога, Соединенных Штатов, Канады, Австрия нам помогает, иногда посылки присылают обычные люди. Швейцария - приезжали к нам тренера.

Мы глаза тех людей, которые помогают и не имеют возможности, не едут. Это неправильно - каждому с одной посылочкой, ездить вручать лично бойцу. Мы несем ответственность за эти средства, вещи, которые передаются, да просто за теплые слова, которые человек приходит и говорит вместе с тем, что он принес – передайте, что мы с ними. Когда ты это передаешь, они там понимают, что мы несем не только «я за вас переживаю». За вас переживают все, кто здесь. А их немало. Их очень много.

- В этом смысле Харьков – активный город? Харьковчане активно участвуют, чувствуют необходимость помощи, либо город живет своей жизнью и только маленький процент волонтеров включается в эту работу

- К сожалению, есть люди, которые считают, что их это не касается, или где-то внутри себя уговаривают, что их это не касается. Не знаю, не вижу, все хорошо. Есть такие люди.

Особый контраст у нас был, конечно, когда мы вывозили раненых – это жесткий контраст особенно для них. Даже для меня это было тяжело, приезжаешь из госпиталя, везешь этих людей. И мы въезжаем не по домам, а мы едем в самый центр, в наш госпиталь. Мы проезжаем Сумскую, горящие огоньки, мы проезжаем центр, гуляющих людей, куча машин. Этот муравейник, которые гуляют, помогают, у них все хорошо. Для них это шок. Они просто - молча. Они долгое время это не видели, цивилизации. Но это не все. У нас много людей среднего достатка, которые живут сейчас. У нас есть бабушка, которая пошла на работу, пенсионерка, чтобы работать и помогать военным. На эти деньги она покупает то, что нужно ребятам. У нас много активных людей. Многие просто не афишируют вообще эту помощь.

- Для вас что изменилось, как изменилась ваша жизнь за этот год, возможно, как изменилось ощущение себя, своей страны, любви к своей стране?

- Перемены нужно начинать с себя в первую очередь. Сколько у нас агрессии, сколько мы привыкли везде давать взятки. У нас это уже привычка. Даже в кабинет к врачу мы заходим, мы привыкли, что надо заплатить. Если мы начнем меняться, начнет меняться государства. Проще всего обвинять кого-то. Президент неправильный указ издал, почему не военное положение, еще что-то. Научитесь нормально жить. Не мусорить на дорогу, не материться друг на друга, не открывать окно и не орать, когда тебя кто-то подрезал, не резать его в ответ. Займитесь детьми своими в конце-концов, воспитанием

А эта агрессия, которая сейчас вообще происходит – ты жена военного, а ты жена сепаратиста – это вообще.

Народ, вы в одной стране живете. И если вы перестанете ненавидеть друг друга…Это сложно, потому что иногда сам себя ловишь на том, что ты уже разозлился и готов уже кого-то за шею схватить. Надо с этим бороться и лояльно относится ко всем.

Многие говорят - беженцы не хотят работать, они обнаглели. Может быть, где-то и так. Но они не все такие, многие хотят на работу, но не могут устроиться. Много ситуаций, когда у нас люди прожили 4-5 месяцев, осели у нас в городе, приходят и говорят – я проклинаю тот день, когда я за 200 гривен пошел на референдум. Я за 200 гривен убил людей. Для них приходит это осознание через очень длительное время.

Очень много людей проснулись. Победа неизбежна. Да и кого побеждать? Нужно просто войну прекращать, побеждать некого. Есть агрессор, это понятно, но если не будет, кем управлять – у него тоже ничего не получится.