Александр Калий, фельдшер из 93-й отдельной механизированной бригады - Была ситуация, когда нас отправили в Харьковский госпиталь загружать «200-ых» ребят погибших – в морг. И там, увидев характер ранений, я просто понял, что практически половине из них можно было вытянуть. То есть, пневматороксы, какие-то там банальнейшие кровотечения.

Доходило до того, что из-за неправильно наложенного жгута человек исходил кровью и я начал писать рапорта. Один рапорт написал, военком его не принял, разорвал. Второй рапорт написал военком не принял, разорвал. И в один прекрасный момент, когда я пришел уже не помню с каким десятым плюс рапортом, он мне сказал «Я тебе не подпишу». Я говорю «Почему?». Он мне говорит: «Ну ты понимаешь, у меня люди платят для того, чтобы в АТО не идти, я говорю. « Я не понял, я что должен заплатить, чтобы я пошел в АТО?». Он говорит: «Ну ты же взрослый мальчик». И тут же он получил в морду. Когда люди, патриоты хотят помогать своей Родине, а с них пытаются взять деньги… Об этом история ходит между военкоматов как анекдот.

Так вот я попал в 93-ю бригаду. Сначала служил там по-местному, затем нас отправили на боевые.

Марина Ступак, корреспондент - Какие функции вы выполняли в зоне АТО и как вы работали? Это были какие-то полевые госпитали или непосредственно с ребятами жили?

Александр Калий: - Нет, это не полевой госпиталь, я был простым пехотинцем. Просто пехотинцем, который умеет, как у на смеялись, просто штопать и латать. Я знаю как правильно накладывать жгут, я знаю как в полевых условиях, когда мы были в окружении мне приходилось вытаскивать осколки и пули. Когда-то я уже говорил, что, может быть, я это делаю неправильно с физиологической точки зрения. Я не хирург. Я банальнейший фельдшер-акушер, которому работа в скорая помощи, это оказание первой необходимой помощи и эвакуация, например, в больницу или еще что-то. Но а когда ты попадаешь в окружение, от ты берешь скальпель, берешь шприц, обкалываешь, режешь, достаешь.

Марина Ступак: - Вот, например человека ранили. Как потом? Какие ваши действия?

Александр Калий: - По обстоятельствам.

Марина Ступак: - То есть, операции могут проходить и в машине, и прямо в поле?

Александр Калий: - Если у меня есть этап эвакуации в госпиталь. То есть, мы вытянули человека из-под огня, загрузили в машину и я его могу в течение 20, 30 минут доставить в госпиталь - я обезболю, остановлю кровотечение. Я отправлю человека в госпиталь. Ежели я попаду на выходе либо, опять же, будет какой-то «котел» и надо будет оказывать быстрое вмешательство.

Вот у меня была ситуация, когда в бою был ранен мой комбат. Пуля прошла в верхней части бедра, практически под ягодицами. Была перебита артерия, шло кровотечение - жгут не наложишь. Подбежал, два шприца обезболивающего наркотического, палец в рану. Нащупал артерию, заткнул ее, ножом разрезаешь, увязываешь артерию, потом трамбуешь это все и человека эвакуируешь. Были дни, недели перемирия, когда мы отдыхали, а было такое, что почти каждый день ты кому-то оказываешь помощь.

Если взять даже после последние минские договоренности - было больше «200-ых» ребят, чем раненых. Потому что вот у нас «минские договоренности - не стреляем». И ребята расслабились. Только ребята расслабились, они теряют бдительность. Потеряли бдительность, прилетели «Грады». Здравствуйте «200 – е». Начинаешь кого-то вывозить.

Марина Ступак: - Расскажите, возможно, о самых сложных случаях в вашей практике в зоне АТО

Александр Калий: - Самый сложнейший для меня является связист Сергей. Мы ехали на выручку к одному блокпосту с одной стороны, а с другой стороны - рванули другие ребята и они попали под обстрел танков, танки, БМП. Он сидел в башне и когда мы выскочили на них, меня водитель увидел и крикнул «Док, док у меня раненый, тяжело раненый».

Я туда в башню, а там грубо сейчас скажу, но обрубок, отрыв левой руки выше локтя, травматический. Перелом на правой руке, открытый перелом. Осколочные ранения - рука вся была утыкана. Как будто ее взяли и просто вот так вот штыкали отверткой. Множественные осколочные по голове, с лица было вытянуто в тот момент сразу же порядка 6, 7 осколков. Чтобы у него хотя бы глаза открывались, закрывались.

Марина Ступак: – И удалось-таки парня спасти?

Александр Калий: - Он остался жив, он перенес порядка семи операций. Жалко вторую руку тоже не спасли, ее ампутировали.

Марина Ступак: - Расскажите, пожалуйста, о том, как вы попали в донецкий аэропорт. Насколько было там сложно помогать военным?

Александр Калий: – В донецкий аэропорт мы в июне попали. В части у нас было порядка 20-ти дней боевого сглаживания. И в июне месяце мы уже вышли на боевой. Прорвались туда, встретились нормально. Поговорили, пообщались, легли спать. Утром проснулся, ну и просто решил пойти по позиции. Пошел по позиции, а у меня как у медика сумка медицинская. Ребята меня увидели и говорят, ты «Док»? Я говорю «Да». А он говорит «А у нас раненые, может, поможешь?». Я говорю «Конечно, помогу».

Вот мы в первую ночь прооперировали 12 человек. Все, что там по поверхности было, вторую ночь оперировали тоже порядка 10-12 человек. Ну а потом я ушел уже на Пески.

Марина Ступак: - Когда вы оперировали, помните, насколько сложно было работать именно в поле? Насколько сложно проводить операции?

Александр Калий: – Ну, когда операция проводится под фонариком, оно по-любому сложно. Не все видно. В полевых условиях самое главное - это не занести грязь. Поэтому очень ценятся влажные салфетки. Очень ценятся специальные жидкости для обеззараживания. Слава Богу, что есть волонтеры. Армия этого не давала. Это все давали волонтеры.

Марина Ступак: - То есть, вы работали фельдшером, хирургом и, я так понимаю, еще психологом? Оказывали какую-то психологическую помощь бойцам?

Александр Калий: - Психологическая помощь на передовой - это история во языках. Однажды мой дядька, который прошел Афгани и Карабах, ну, в свое время воевал. Он мне дал один совет он сказал «Санька, запомни. Смех - это самая лучшая разрядка». То есть, когда нервы напряжены до предела, когда лупит миномет, когда работают снайпера и ребята зациклились в работе и боятся просто голову высунуть, прорываешься к ним, ныряешь к ним в окоп и начинаешь «Мужики, че вы тут творите? Че вы тут войну без меня устроили? На войне дают награды, а я за них больно жадный, давайте делится что-ли». И они начинают смеяться, улыбаться.

То есть, происходит разрядка в этом плане. Многие разрядку проводят в плане водки. Мы их называем либо «аватары» либо «пятисотые». Но слава Богу, что за полгода именно в том отделении, в котором я служил, таких товарищей от себя убрали.

Марина Ступак: – На ваш взгляд, хватает ли сейчас медиков в зоне АТО?

Александр Калий: - Их просто нет. Ну, вот меня попросили - я замещал человека, я был на должности начмед батальона. Батальон этот порядка 600, 700 человек. Я один фельдшер. К ним мне было прикомандировано 4 человека с одной бригады, причем медицинской бригады. Из которых - два водителя и два назначенных санинструктора. Из которых один тракторист, второй – каменщик. То есть, медиков, профессиональных медиков их мало.

Марина Ступак: - Скольким бойцам вы, примерно, помогли? Сколько операций сделали?

Александр Калий: - Как говорится, кто же их считает. Но по моим последним подсчетам, ну так, чисто для себя, порядка 180 человек, из которых 110 - было очень тяжелых.

Зная, кого сейчас набирают в части, зная, общаясь с теми ребятами, которые к нам приходят в плане медработников - не вижу смысла уходить.

- То есть, это не квалифицированные?

Нет, есть ребята квалифицированные. Но смотрите, я понял, что такое война где-то на 3-й на 4-й месяц боев. Все приходит с опытом. Ты учишься нырять, ты учишься прятаться. Как только слышишь команду – «команда нора» и двадцати человек - их нет.

У меня есть опыт и практика вытягивания ребят из-под обстрелов, обработки под обстрелами, наложения жгутов. Оно немножко отличается от той школы, которую дают медучилища. Потому что, есть желание остаться и обучать других людей. Я остаюсь в 93-й бригаде, я сейчас подписывать контракт краткосрочный буду. Курсировать в районе на передовой и, непосредственно, заниматься обучением, инструктажем ребят, которые придут. Часть из них умеет что-то делать, часть из них считает, что уметь что-то делать.