У каждого свой Высоцкий

Значение личности Владимира Высоцкого переоценить трудно. Писать о гениальном, да еще и любимом — дело заведомо неблагодарное. Зачастую получается что­то высп­ренно­восторженное.

Талантливый актер, поэт, певец, он был человеком вне времени и одновременно представителем именно своего поколения. Дерзкий, но такой ранимый, безбашенный, но с такой креативной мальчишеской дурью, которая больше всего и привлекает в мужчинах и которую сейчас подменяют откровенной наглостью и пошлостью, нарочитой половинчатостью. Ветераны войны, дальнобойщики, геологи, альпинисты, воры, шахтеры — все считали его своим. Его творчество не оставляло равнодушными даже тех, кто по долгу службы был обязан ставить не признающего тормозов и ограничений поэта на место. Говорят, что конфискованный самиздат и контрабандные записи песен Высоцкого зачастую просто прилипали к рукам работников спецслужб — им самим нравилось на досуге послушать «нецензурный» голос и великолепные песни полузапрещенного барда. И еще — Владимира Семеновича очень любил «дорогой Леонид Ильич», который, будучи героем целых сборников анекдотов, отнюдь не был тупицей и солдафоном, как иногда любят его выставить.

За такой короткий срок, отпущенный ему судьбой, — сотни песен, стихов, десятки ролей в театре и кино, концерты, гастроли и — всенародная любовь, наверное, стоившая содранной кожи до голого нерва. Он не был в полном смысле запрещенным, но подножки ему ставили на каждом шагу, даже друзья. На фоне всеобщего хронического «благоденствия» Высоцкий был ходячей совестью­раздражителем, которая своими крамольно­философскими песнями не давала спокойно некоторым жить. И — обожаемый миллионами, причем не только дома — по всему земному шару. Этот грех мало кому прощали. Разве что после смерти… «Не скажу про живых, а покойников мы бережем», — заметил по этому поводу Высоцкий.

Не стало Высоцкого в год 12­х Олимпийских Игр в Москве, в 1980, 25 июля. Общая эйфория от успехов Страны Советов. Жара, середина лета — пора массовых отпусков. Известие о его смерти застало всех врасплох: никто не мог этому поверить. Это был своеобразный ступор, затем ощущение пустоты — забрали друга, которому можно среди ночи позвонить и попросить о помощи. Люди, знакомые и незнакомые, но по воле случая собравшиеся в это время вместе, будь то ресторан или набережная в Ялте («сама в это время была там и хорошо все помню» — Ольга, редактор), коммунальная кухня, через время оправившись после шока, начинали петь. Сначала тихо и грустно, потом громко, и не сочтите это кощунст­вом, весело.

Нам давно «разрешили» говорить о нем и петь его песни. Спустя 27 лет разные люди, разных профессий и поколений находят под настроение что­то свое в его творчестве.

«Как бы так угадать, чтоб не сам — чтобы в спину ножом» — Ольга, журналист.

«Порвали парус…» — Андрей, верстальщик.

«Гул затих — я вышел на подмостки» — Наталья, журналист.

«Здесь лапы у ели дрожат на весу» — Людмила, менеджер по продажам.

«Я не люблю, когда железом по стеклу» — Ольга Владимировна, редактор.

«Протопи ты мне баньку по­белому» — Наталья, студентка.

«Если друг оказался вдруг» — Инна, ответственный секретарь.

«За мной летели слухи по следам, опережая самолет и вьюгу. Я взял, да и уехал в Магадан — к другу» — процитировал дизайнер Илья.

«Какая ж ты неблизкая, неласковая — альпинистка моя, скалолазка моя» — Денис, студент.

«А если б водку гнать не из опилок, то чтоб нам было с трех, четырех, пяти бутылок» — преподаватель Владислав Сергеевич.

Обидеть и похоронить легко — забыть и выбросить из памяти трудно. Патетично звучит? Но ведь это правда.