Афанасий Ковенев: «Я делаю чудеса для детей»

Пока на сцене актерам ТЮЗа аплодирует публика, за кулисами театра идет напряженная кропотливая работа. Дерево, пес-бульдог, аленький цветочек, разнообразные маски — здесь все выглядит как настоящее в умелых руках Афанасия Ковенева — «последнего живого бутафора СССР», как его шутливо называют коллеги-театралы.

Начнем с теории. Под бутафорией понимают сценическое оформление спектакля, и выполнить это нужно так, чтобы раскрыть сам замысел происходящего на сцене. То есть задача художника-бутафора — не из простых: своим мастерством содействовать режиссеру-постановщику, довести идею спектакля до зрителя. А если учесть, что зритель маленький — сложнее вдвойне. Ведь театр для малышей — это, прежде всего, красочное шоу, сказка с красивыми (и не очень) героями.

Афанасий Максимович рисует с детства. А в бутафории — это первый шаг к созданию реквизита. Делается рисунок в натуральный размер будущего предмета, будь то дерево или посох Деда Мороза, после чего создается сама модель при помощи различных материалов: стекла, ткани, мешковины, поролона, цветной бумаги и даже бутылок.

В Харьков Ковенев попал по счастливой случайности, да так и остался в нашем ТЮЗе. Тогда, в далеком 71м, в Одесское театральное училище приехал из Харьковского театра юного зрителя главный художник Николай Кужелев за специалистом по декорациям, каковых в Харькове на тот момент не было. Ковенев попал «под прицел» сразу как талантливый студент, что впоследствии доказал дипломной работой — торшер для спектакля «Евгений Онегин» молодой художник сделал в виде обнаженной девушки, держащей в руках вазу, из которой выходили рожки, из которых, в свою очередь, выходили свечи, и свечи эти горели. Вот так сложно. И было очень красиво, — вспоминает бутафор.

Теперь, оглядываясь назад, туда, где было столько желания научиться своему делу и выполнять работу качественно, Ковенев искренне удивляется отсутствию этого у современных студентов. Не понимают фанаты своего дела, как это — не ходить на занятия, не выдерживать до конца практику? Ведь в то время и артистам приходилось работать в тяжелых условиях, но никто не жаловался.

Например, накануне 72го, буквально через год после приезда Ковенева в Харьков, в театре произошел пожар, причину которого так и не установили. Позже Владимир Конкин (тоже в прошлом актер ТЮЗа), шутливо назовет себя актером погорелого театра в буквальном смысле слова.

— Пожар не оставил почти ничего, — вспоминает Афанасий Максимович, — а работа продолжалась. Зима, холод, неотапливаемые автобусы и Дворцы культуры и… гастроли, гастроли. Это время наиболее памятно декоратору. Время, когда его мастерская располагалась возле базара, на Полтавском Шляхе, в бухгалтерии, когда вода замерзала в банках с гуашью, а железо прилипало к рукам. Тогда-то уже Ковенев и решил «делить горе и радости вместе с актерами и театром», отказавшись от других предложений.

— Я делаю чудеса для детей. Это настолько прекрасно, когда маленькие зрители радуются при виде разных масок, животных, цветов, которых со сцены и не отличишь от настоящих. Это работа кропотливая, и ее никто не видит. Но для детей сделать плохо все равно не получается.

Таких «чудес» на счету у художника-бутафора — около 170 за 37 лет стажа, начиная с первого реквизита — автомата к спектаклю на военную тематику: «Седьмое небо» (1972 г.).

После выхода на пенсию Ковенев работает в театре уже шесть лет. И, видно, не пожалел. Работа в театре — не престижная, но любимая. По крайней мере, для людей той «старой закалки».

— Расстаться с театром невозможно. Это болезнь, и она неизлечима, — говорит Афанасий Ковенев.